Если сравнивать с российскими историко-патриотическими картинами типа «Александр. Невская битва» и «1612», то «Тарас-Бульба» - шедевр. Да и трудно было бы представить, что Владимир Бортко, экранизируя повесть Гоголя с Богданом Ступкой в главной роли, снимет полный отстой! Но, идя на экранизацию столь редкого для русской литературы жанра, как героический эпос, да ещё и в исполнении создателя «Собачьего сердца», ждёшь всё же чего-то большего, чем идеологически выдержанный боевичок.
Между тем за исключением нескольких эпизодов именно он и получился. Стараясь не обидеть никакие влиятельные силы, режиссёр и соавтор сценария Бортко прошёлся по первоисточнику такими портновскими ножницами, что сам не смог заделать образовавшиеся дыры.
Меньше всего от этой цензуры пострадали поляки, с которыми разрешено не церемониться. Тут им даже прибавили зверств, типа уничтожения бульбовского хутора и убийства тарасовой жены, но фильму это скорее помогло. Сцена казни Остапа сотоварищи в Варшаве очень хороша. Подробный показ, что именно делают палачи, перемежающийся с картинами восторженно ревущих варшавян и крупным планом лица Тараса, повторяющего после каждого действа «Добре, сынку…» действительно пробирает. Так бы и с прочими национальностями, но тут сработала проклятая политкорректность.
Поначалу казаки ведут себя, как положено: пьют, пляшут, пишут письмо султану и очень занимательным способом казнят проштрафившегося земляка. Более того, видно, что они вроде и соседей пограбить не прочь, но уже сцена еврейского погрома изрядно смягчена относительно первоисточника. У Гоголя «Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе».
В живых остаётся лишь спасённый Тарасом торговец Янкель, которого Бульба берёт под защиту и на экране, однако в фильме остаются целы и все остальные! Мало того, и польское население в ходе похода запорожцев на Дубно от их сабель не страдает. Конечно, казачки и грабят, и дома жгут, но убивать – ни-ни! Расправами с мирными жителями занимаются исключительно ляхи, да всплывающие в воспоминаниях Тараса крымские татары.
Между тем, Николай Васильевич, хоть и любил своих земляков, писал совсем иное: «Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, - словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги».
Может хлопцы Тараса возьмут своё, когда озверевший после казни сына атаман отправился мстить за Остапа? У Гоголя месть Бульбы страшна:
«Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя. "Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!" - приговаривал только Тарас».
У Бортко герой Ступки тоже говорит про поминки, но в кадре только горящая усадьба, судя по отсутствию каких-либо криков или шевелений изнутри, давно опустевшая… Я совершенно согласен, что в агитпропе наши, за исключением отдельных отщепенцев, должны соблюдать Женевскую конвенцию, а супостаты всячески измываться над мирными гражданами. Но Гоголя зачем для этого кастрировать?! Его-то у нас всё же многие читали, и враньё видят сразу! Или российские власти только под политкорректное казачество деньги давали?
До безобразия благостен и спасённый Бульбой Янкель. В фильме это подобие шолом-алейхемовского Тевье-молочника, произносящее жалостные речи о горькой судьбе избранного народа в антисемитском окружении. Кроме того, Янкель ещё и на редкость бескорыстен. По словам Бортко, он даже отказывается от золота, предложенного Тарасом за доставку к пленному сыну!
Однако Николай Васильевич и тут категорически не согласен со своим экранизатором:
«Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство.
Тарас вошел в светлицу. Жид молился, накрывшись своим довольно запачканным саваном, и оборотился, чтобы в последний раз плюнуть, по обычаю своей веры, как вдруг глаза его встретили стоявшего напади Бульбу. Так и бросились жиду прежде всего в глаза две тысячи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида…
- Знаю, знаю все: за мою голову дают две тысячи червонных. Знают же, они, дурни, цену ей! Я тебе пять тысяч дам. Вот тебе две тысячи сейчас, - Бульба высыпал из кожаного гамана две тысячи червонных, - а остальные - как ворочусь. Жид тотчас схватил полотенце и накрыл им червонцы».
Конечно «Тарас Бульба» - это не «Дер Штюрмер», и Янкель персонаж далеко не однозначный. Но дать его согласно первоисточнику - значит заранее распрощаться с призами на международных кинофестивалях на всю оставшуюся жизнь, да и дома возможны проблемы. Вот и приходиться изворачиваться ещё пуще, чем с казаками!
И, наконец, третье урезание происходит в финале. Только что мы слышим, как запорожцы разгромили польское войско гетмана Потоцкого, и вдруг выясняется, что кроме небольшого отряда Бульбы против ляхов никого нет. Куда остальные делись-то?
Режиссёр молчит и понятно почему:
«Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого короля, но против своей церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетьман вместе с полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул: - Эй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не верьте ляхам: продадут псяюхи! …
Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас: так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со многими из первейших сановников».
Как видите, у Гоголя православное духовенство помешало запорожцам добить врагов, и тем самым обрекло немало казаков на мучительную смерть! Что скажет Московская патриархия, если такое непотребство покажется на экране?! Киношники решили не рисковать, а освободившееся место заполнить голой польской панночкой, её сексом с предателем Андрием Бульбой и последующей смертью от родов! Совсем польские аристократки стыд потеряли: невенчанные в койку лезут. Да и Андрюха хорош. Только признался в любви и подкормил краюшкой ситного изголодавшуюся в осаждённом городе барышню - и тут же платьице с неё клочьями рвёт! Одно слово: развратила славян американская культура!
Кроме того, Бортко, желая заштопать собственноручно проделанные дыры, подробнейшим образом описывает гибель полудюжины самых заметных казаков. Каждый произносит перед смертью все положенные слова, а за кадром задушевную характеристику покойным даёт вездесущий Сергей Безруков. Казалось бы, всё по гоголевскому тексту, а получается дурной и натужный пафос. Потому что эпическая речь очень тяжело переносится на экран и тут лучше красивыми словами не злоупотреблять. Когда в «Трое» Вольфанга Петерсена играющий Приама Питер О’Тул просит Ахиллеса отдать ему тело убитого сына, он не декламирует строки поэмы Гомера, и выходит куда пронзительнее, чем в «Тарасе Бульбе».
В то же время дерутся в фильме вполне пристойно. Конечно, опять же с «Троей», где каждый из главных героев рубился в своём тщательно отработанном стиле, не сравнить. Хотя как раз у Гоголя разница между Остапом и Андрием очень заметна. Первый
«ни разу не растерявшись и не смутившись ни от какого случая, с хладнокровием, почти неестественным для двадцатидвухлетнего, он в один миг мог вымерять всю опасность и всё положение дела». Второй «весь погрузился в очаровательую музыку пуль и мечей. Он не знал, что такое значит обдумывать, или рассчитывать, или измерять заранее свои и чужие силы».
В идеале показать разницу между боевой работой братьев и других бойцов было бы замечательно, но до таких тонкостей нашему кино расти ещё долго. Потому не будем придираться и к прочим нелепостям типа внезапного увеличения дальнобойности польских крепостных пушек, которые в финале битвы под Дубно вдруг начинают доставать до казачьего лагеря, и в считанные минуты разносят его. Если не докапываться и пропускать мимо ушей пафосные речи запорожцев, война вышла очень недурная, а бьющиеся с переменным успехом противники вполне достойны друг друга.
Если бы сыновей Бульбы да польскую возлюбленную Андрия не играли столь деревянно, так фильм, пожалуй, и удался бы, но у режиссёра с продюсерами хватало и более серьёзных дел, чем подбор артистов. Надо было и Кремль не обидеть, и евреев не задеть, и на скандал с патриархией не нарваться! Очень в стиле товарища Бортко, ухитряющегося одновременно состоять в КПРФ, ненавидеть Ленина и поддерживать Путина!
Так и хочется ему как персонажу из еврейского анекдота предложить или снять крестик, или надеть трусики! Глядишь в следующий раз от кинопродукта Владимира Владимировича перестанет пахнуть пережаренной картошкой-фри.
